Фирма Moscow State Tchaikovsky Conservatoire

Артистическая карьера Андрея Александровича Писарева, профессора Московской консерватории, формировалась органично и – как можно судить с дистанции наших дней – закономерно. Ещё в студенческие годы он завоёвывает звание лауреата конкурса им. С.В. Рахманинова (Москва, 1983, I премия), затем последовали победы на Международных конкурсах им. В.А. Моцарта в Зальцбурге (1991, I премия), им. Ф. Бузони в Больцано (1992, IV премия и специальный приз за лучшее исполнение сочинений В.А. Моцарта), в Претории (1992, I премия). Множество гастрольных турне в России, ряде европейских стран, в США и городах Южной Америки, в Японии, Китае и Южной Корее...

Неизменное участие в рахманиновских фестивалях: Ростов-на-Дону, Тамбов, Великий Новгород; регулярное участие в работе жюри Международных конкурсов, заслуги на педагогическом поприще в специальных учебных заведениях Японии, России, проведение интернациональных мастер-классов... В 1999 году Андрей Писарев удостоен премии Москвы в области литературы и искусства за активную концертную деятельность, а в 2007-м – звания заслуженного артиста России.

Но всё это – внешние факты творческой биографии. Интереснее проследить имманентные свойства артистизма Писарева.

Его «родословное древо» берёт начало в искусстве А.Б. Гольденвейзера, учителя Б.А. Шацкеса и Г.Р. Гизнбурга. У Шацкеса Писарев прошёл свои «юношеские университеты» в Музыкальном училище при Московской консерватории. Поступление в класс С.Л. Доренского, воспитанника прославленного Гинзбурга, кажется сегодня знаком судьбы: именно Доренский как мало кто в Московской консерватории является верным адептом школы Гинзбурга. Если судить по архивным записям Григория Гинзбурга, нельзя не сказать о его уникальной виртуозности. Вот как, однако, расценивал его пианизм Г.Р. Коган: «Гинзбург – прежде всего музыкант: точная формулировка, совершенное выражение определённых музыкальных мыслей – вот что такое его виртуозность». Известна и другая характеристика искусства Гинзбурга как совершенного мастера, владеющего «художественным организмом классического рояля».

Но что есть «классический рояль»? Думается, сегодня ответ мы находим в интерпретациях Писарева, представленных на нашем CD. Прочтения Писаревым «Времён года» Чайковского, пьес Шопена и Рахманинова можно метафорически сравнить с романтическими драгоценностями, заключёнными в классические оправы. Сбалансированность звуковых пропорций, точность штриховых характеристик, выстроенность масштабных линий драматургического развития, абсолютная ясность музыкальной формы буквально в каждой пьесе, будь то цикл Чайковского или сочинения Шопена, у Писарева безукоризненны. Здесь-то и присутствует поэтический «классицизм», словно перед нами на слуху возникают отточенные стихотворные рифмы и строфы. И ведь именно так, если вспомнить, «рифмовал» миниатюры Чайковского Гольденвейзер. Вместе с тем в классических обрамлениях Писарева живут, пульсируют, гибко вьются музыкальные интонации, краткие фразы, преисполненные, хотя и неброской, но глубокой искренней экспрессии. Романтической экспрессии. Романтического чувства. При этом в игре Писарева никогда и нигде нет чувственности, и это особое свойство писаревской выразительности. Кажется, что звукосозерцание, изысканные контрасты фортепианных тембров, поющий рисунок мелодий важнее непосредственного «переживания». Отсюда и особая, тонко дозированная пластика rubato. Отсюда же и некоторая – да, именно классическая – дистанцированность пианиста от жанрово-повествовательных картин «Времён года». Порой же Писарев словно размыкает классические оправы, даёт чувству как бы взорваться, «выйти из себя» (как например, в «Охоте», «На тройке», в «Песне косаря» или в Фантазии-экспромте Шопена), но часто и уводит нас в потаённости хрупкого чувства (в «Осенней песне», в «Святках», в «Жаворонке»...).

«Классический рояль» Писарева – это, конечно, виртуозная безотказность, мимо которой невозможно пройти, слушая «живую» концертную запись, представленную на нашем диске. Как ещё раз не вспомнить о профессиональном родстве с Григорием Гинзбургом... Об особом свойстве писаревской виртуозности писала и зарубежная пресса, подразумевая под «виртуозностью» не только пианистическую доблесть как таковую («Его игра замечательна полным пианистическим самообладанием»), – читаем в рецензии на концерт в лейпцигском Gewandhaus, но и «мастерство владения звуковой – точной и прозрачной – аурой писаревского фортепиано» («Westdeutsche Allgemeine Zeitung»). И с этим трудно не согласиться!

Профессор В.П. Чинаев